закрыть
меню
поиск по сайту
закрыть
09 мая 2022 (14:18)

Недетское детство

Из первых уст про войну, плен и про то, как восстанавливали Новороссийск


Война обожгла их детство, сковала пленом, заставила тяжело работать. Малолетние узники фашистских концлагерей. В начале 90-х эту категорию наших соотечественников совершенно справедливо прировняли к ветеранам Великой Отечественной войны. Они наравне со взрослыми переносили все тяготы и лишения военных лет, а потом восстанавливали страну, выполняя работу, не предназначенную для детских рук, но больше ее делать было некому.


Один из десяти

С 1994 г. в городе-герое действует Новороссийская общественная организация бывших малолетних узников фашистских концлагерей. Сегодня в ней состоит около 2000 человек. Из них 98 % – коренные жители Новороссийска, угнанные в плен вместе с родителями и вернувшиеся после освобождения на свою малую родину.

На втором этаже здания на ул. Бирюзова, 6, в небольшом уютном кабинете, мы встретились с Валентиной Кривенда, председателем общества, ее сестрой Людмилой Швец, Светланой Белой – отличником просвещения РСФСР, посвятившей 40 лет жизни работе учителем русского языка и литературы, Валентиной Яновской. Все эти женщины – малолетние узники концлагерей.

Валентина Кривенда:

– Из десяти моих сверстников, брошенных в бараки Майданека и Освенцима, живым вернулся только один. Остальные пошли в виде пепла на удобрение полей, на которых выращивали овощи для фашистских столов.

Наши героини выжили, выстояли и сегодня рассказывают о том времени, о своем недетском детстве, потому что такое надо помнить, чтобы не повторять.


Яма для детей и матерей

Холодный ветер пробирал до костей, хотя, если сказать по правде, ему и пробирать-то было нечего: на утреннем построении в концлагере под г. Львовом и так стояли одни кости, прикрытые никудышной одежонкой.

Шестилетняя Валя хорошо знала, что, даже если замерзла, если раздуло от голода живот или просто очень страшно, плакать нельзя. Она стояла, опустив глаза, рядом с мамой, бабушкой, 14-летним дядей и сестренкой и лишь повторяла про себя: «Хоть бы сегодня никто не плакал, пожалуйста, хотя бы сегодня».

Чуда не случилось. В строю раздалось детское рыдание. Мать младенца попыталась прикрыть ему рот, отчаянно прижав к пустой груди, но было поздно.

Валя вздрогнула, сильнее прикусила губы и закрыла ладошками глаза. Она знала, что сейчас будет. Сценарий был всегда одинаковый.

Приспешник фашистов выхватил ребенка из материнских рук и точным броском отправил на дно глубокой зловонной ямы. Обезумевшая от горя женщина бросилась следом за своей кровиночкой…

Эту яму как наказание для плачущих детей, мешавших проводить утреннее построение перед началом работ, придумали бандеровцы.

– С немцами можно было договориться, с бандеровцами – никогда. Самые жестокие пытки, издевательства шли от них. Именно они предложили вырыть ту яму. Именно они выступали палачами, – вспоминает Валентина Павловна. – Мама рассказывала, что за все время из той ямы смогли спасти только одну женщину с ребенком. Ночью вытащили. Не знаю как, ведь не было ни веревок, ни лестниц, ни сил. Остальные были обречены на мучительную смерть от голода и холода на разлагающихся телах таких же несчастных.


Спасительный банты

Людмила Швец: «Когда немцы вошли в город, нашей маме было всего 24 года, а бабушке – 40. Мы жили на улице Свободы. У нас в доме квартировали два немецких офицера. Однажды нашу маму в числе еще двадцати молодых женщин забрали в лагерь на «взлетке». Говорили, что отобрали для работ в Германии.

Бабушка очень переживала и осмелилась попросить офицеров о помощи. Сказала, что мы с сестрой слишком маленькие, как без матери? И немцы сжалились. Посоветовали бабушке одеть нас нарядно и идти на Малую землю, там небольшой лагерь был, к коменданту на поклон.

Бабушка надела на нас платьица, завязала большие банты на голове. Мы с сестренкой тогда блондиночки были. Это потом, когда нас в концлагере побрили налысо, волосы темные начали расти. И еще скажу, не все немцы плохие были. Когда мы с сестрой в лагере золотухой заболели, нас именно немец вылечил. И маму нашу отпустили. А остальных женщин вывезли под Федотовку, изнасиловали и расстреляли».


Пешком на Родину

Валентина Яновская: «Мне был месяц, когда немцы зашли в наш город. Мы тогда жили в Беларуси. А в полгода я стала пленницей и была отправлена в теплушках вместе с мамой и десятилетним братом Витей в Германию на завод. По понятным причинам ничего не помню из того периода жизни. Мама не рассказывала, может, берегла меня, а может, сама вспоминать не хотела. Как-то раньше вообще не принято было на эту тему говорить, а сейчас я бы о стольком хотела мамочку расспросить, да поздно…

В плену провели больше двух лет. После освобождения добирались на родину пешком. Несколько эпизодов остались в памяти.

Нас образовалась группа, человек 11. Шли через Польшу и Литву. Польская семья пустила на ночлег. Дом был двухэтажный, с деревянной лестницей. У них не принято натапливать помещения, чтобы ночью не мерзнуть, спят под очень теплыми одеялами. И вот помню, как меня положили на мягкую пушистую перину и укрыли большим одеялом. Очутилась словно в облаке. Мне было так мягко и тепло, первый раз в жизни. Показалось, что вот так хорошо, наверное, только в раю. Столько лет прошло, а до сих пор кожей чувствую те эмоции.

Через Литву шли по узкоколейке. Кругом лес высоченный. Мама чуть впереди идет с женщинами, а Витя меня за ручку тащит. И тут видим, что группа начинает останавливаться, сходить с полотна и строиться. Мы ближе подошли и увидели немцев с автоматами и гранатами. Они нас обыскали, забрали остатки еды, у кого что было, а потом махнули дулами и сказали бежать. Мы бежали, пока силы не кончились.

Добрались до какого-то литовского города, зашли в комендатуру и рассказали о «лесных братьях». В ответ услышали: «Скажите "спасибо", что живы остались». Оказывается, на той дороге многих расстреляли, кто из плена возвращался».


Хранимая Богом баржа

Светлана Белая: «Мне было 6 лет, когда немцы зашли в Новороссийск. Город бомбили, налеты пережидали в подвале нашего домика. Жили мы тогда на улице, которая сейчас Дзержинского называется.

В 1943-м, незадолго до высадки куниковского десанта на Малую землю, нас угнали в плен. Шли до Анапы пешком. Сейчас думаю, как я, ребенок, смогла преодолеть этот путь, как его преодолевали старики, женщины, несшие малолетних детей на руках? Конечно, дошли не все. Многие погибли от вражеских пуль: упал, идешь слишком медленно – расстрел. Сегодня люди ездят по той дороге в ст. Раевскую, и многие даже не подозревают, что во время войны там шли караваны пленных.

С Анапы баржами нас перевозили в Керчь. Помню, как бомбардировки не прекращались. Кто уж там бомбил, наши или немцы, не знаю, но было очень страшно: бежать некуда. Мама рассказывала, что в тот день из трех барж к противоположному берегу причалила лишь одна – наша. Она была посередине. Остальные подбили, и они ушли ко дну вместе со своими пассажирами. Мама сказала, что нас Бог спас.

Из Керчи пешком шли в Джанкой, в распределительный лагерь, а оттуда нас отправили на Западную Украину. Немецкие помещики там между собой землю поделили, и мама вместе с другими женщинами работала в поле. Я с сестрами пяти и 12 лет были с ней. Надсмотрщики – бандеровцы. Очень жестокие. За малейшую провинность нещадно били нагайками, и это в лучшем случае.

В 1944 г. нас освободили красноармейцы. Хорошо помню тот день. Сначала танки показались, затем пехота. Мы отправились в Новороссийск пешком. Когда добрались, не узнали город – одни руины, ни одной целой крыши. Нам предстояло восстановить разрушенный город. Но это казалось мелочью, главное, что мы были живы, свободны и дома».


Маки на Малой земле

Валентина Кривенда: «Дом на ул. Свободы разбомбили. И нам разрешили саман построить в районе Южных прудов. С бабушкой стены лепили из глины и соломы. Бабуля очень цветы любила и однажды предложила пойти на Малую землю и посеять мак. И мы несколько лет подряд ходили, и другие люди к нам присоединялись. Весной все поле было алым. Ветер колыхал цветочные головки, и казалось, словно над землей реет знамя Победы в память о тех, кто не пожалел свои жизни ради всех нас. Наш папа тоже погиб на фронте».


Школьный хлеб

Светлана Белая: «Когда вернулись в город в феврале 1944-го, я должна была в школу пойти. Но не в чем было. Сестренке старшей кое-что из обуви нашли, и она пошла. А я только осенью, в 8 лет. Училась в школе № 3, сейчас это технико-экономический лицей. Все 10 лет там проучилась.

Мама на рыбзаводе работала. Там хлебные карточки выдавали: на взрослых норма – 500 г, а на детей – 300.

В школе большая перемена была, и мы все ее ждали, потому что нам выдавали 25 г хлеба со сливовым повидлом. Что там того хлеба было, к тому же приготовленного из муки с примесями разными, но для меня то угощение вкуснее и дороже любых десертов. До сих пор помню его вкус и то счастье, когда получала свои 25 г.

День Победы помню. Какая радость! Все плакали, «Ура!» кричали, обнимались. В клубе моряков концерт был».


Хамса и дельфины, вскормившие город

Людмила Швец: «Голодно после войны было, но городу выжить помогли хамса и дельфины. Весь Новороссийск пропах запахом жареной рыбы. Хамсу авоськами ловили, она косяками возле берега стояла. А дельфины, уж не знаю по каким причинам, сами на берег выбрасывались. Их разделывали и на дельфиньем сале все жарили.

Там, где сегодня порт, дедушка один сидел. Вот у него люди и выменивали дельфинье сало на вещи и провизию. А мне он просто так лучшие кусочки давал. Относила их бабушке, и она жарила нам пирожки. Муку за Волчьи Ворота ходили выменивать на хамсу. Ели крапиву, траву разную, грибы, ягоды, орехи – в общем, все, что в лесу находили. Но главным продуктом была хамса. Из нее даже борщ варили».


Недетские игры

Валентина Кривенда: «Готовили и обогревались с помощью дров. Зимы суровые были. Бухта замерзала. Ходили с бабушкой в лес за дровами. Это сейчас город расстроился, а раньше, где бугры, это же все лес был. На ул. Осоавиахима мы в казаков-разбойников и в войнушку играли. Там блиндаж был глубиной с трехэтажный дом.

Помогали стране как могли. Собирали металлолом и макулатуру. Но конечно, оставалось время на шалости. Правда, иногда они заканчивались трагически.

В районе инфекционной больницы было много снарядов. Как-то два брата и сестренка нашли мину. Куда они ее несли, не помню уже, либо разобрать хотели и на металл сдать, либо просто им интересно было, что внутри. В общем, старший мальчик нес мину, сестра рядом шла, они завернули за угол здания, а младший чуть отстал, это и спасло ему жизнь. Мина взорвалась. Ударной волной и осколками окна выбило в ближайших двух кварталах. Многие ребята погибали и становились инвалидами уже после войны, ведь вся земля в городе была напичкана снарядами».


Пионер – всем пример!

Светлана Белая: «Родители много работали, на нас времени не оставалось. Воспитанием занималась школа. Брали шефство над слабыми учениками, если кто двойку получал, так учитель с него не слазил, пока не убедится, что материал усвоен и больше плохих оценок по данной теме не будет.

Хорошо запомнила посвящение в пионеры. Галстуки у нас сестрой сатиновые были, а как-то мама из командировки привезла шелковые – настоящее сокровище. Я любила сидеть и трогать галстук рукой, и так приятно холодила кожу его гладь.

Дворец пионеров был на ул. Советов, красивое большое здание. Мы там много свободного времени проводили. Запомнились наши рейды: на остановках следили, чтобы люди окурки и мусор мимо урн не бросали. Замечания делали, и к нам прислушивались. Чисто кругом было.

Настоящим праздником стал день, когда на площадь Героев из Севастополя привезли Вечный огонь».


Наравне со взрослыми

Валентина Яновская: «Возвращаясь из плена, мы остались в Литве. Там я пошла в первый класс. Мама моя из Сибири родом. Туда поехали документы восстанавливать. В школу за шесть километров в любую погоду пешком ходила. А в 10 лет уже наравне со взрослыми в колхозе работала. Кукурузу убирали. Еще лен запомнился. Он такой красивый осенью был. Руками обрывали и снопы вязали. Труд был тяжелым даже для взрослых, что уж говорить о нас, детях, но мы не жаловались, честно работали. Интересно так, что спустя годы про усталость и не вспоминаю особо, а вот те голубые поля цветущего льна стоят перед глазами и заставляют улыбаться».


«Возродить любимый город»

Светлана Белая: «На воскресниках мы восстанавливали Ленинский парк. У каждого класса – свой участок. С песнями, поддерживая друг друга, сначала разбирали завалы, ведь все вокруг разрушено было, затем землю обрабатывали, высаживали цветы и новые деревья. Саженцы сами в лесу добывали. Даже мысли никогда не посещали прогулять воскресник. Это было наше общее дело, и детей, и взрослых, – возродить любимый город, сделать его красивым».


Нет фашизму!

Сегодня, когда в мире поднимает голову неонацизм, когда политики многих стран пытаются переписать историю, работа, проводимая Новороссийской общественной организацией бывших малолетних узников фашистских концлагерей с подрастающим поколением, становится особенно значимой.

Они, живые свидетели тех страшных событий, как никто другой, могут донести до детей, почему нужно учить историю, чтить память предков и гордиться страной, которая больше 80 лет назад не побоялась, не отступила, а ценой миллионов жизней не только смогла отстоять свою независимость, но и погасила печи концлагерей по всей Европе.

Самому «юному» члену общества – 78 лет, самому пожилому – 96. И каждый из них, кто по состоянию здоровья еще может передать свои воспоминания молодежи, считает это делом жизни и понимает мудрость восточной пословицы: «Хочешь завоевать народ – воспитай его детей». Хорошо, что у новороссийских мальчиков и девочек есть такие воспитатели.


Полина КАЛАШНИКОВА, фото из архива НООБМУФК

За исторические снимки отдельное спасибо Василию Алексееву